Юрий Тюхтин - Коллекционер и директор московского аукционного дома "Совком", специализирующегося на художниках советской эпохи.
У наших коллекционеров не закончились деньги. Думаю, что в разделе современного искусства временно пропал определенный кураж. Все-таки пузырь был надут большой, сейчас он лопнул. Поэтому ничего сверхъестественного с рынком современного искусства у нас не произойдет, закроются одни галереи – откроются другие. Сейчас вкладываться в новые глобальные современные проекты нецелесообразно. Что будет с коллекционерами? Думаю, 90% из них сохранят свои коллекции и лет через десять поймут, что точно не прогадали. Продавать что-то сейчас — это значит зафиксировать 3-4-кратный убыток. Сейчас прекрасное время, чтобы улучшить свои коллекции на рынках вторичных продаж, например на аукционах. Закроются не только эти три галереи — из серьезных, думаю, еще пара-тройка точно. На ситуацию в целом это повлияет, конечно, плохо. Кто будет продвигать наших авторов на международных аукционах и ярмарках? Пока этот вопрос открыт. Думаю, в настоящий момент им должно как-то помочь государство, бюджеты-то в Минкульте, наверное, имеются. Они же Россию позиционируют. На наших аукционах мы видим значительный приток материала и делаем два раза в год русские разделы на торгах современного искусства. При правильных — низких — эстимейтах все прекрасно продается, поэтому я считаю, что ситуация не столь трагична и рынок будет развиваться. Какие-то галереи потеряют монополию на своих авторов, что-то художники станут продавать самостоятельно или начнут сотрудничать с западными галереями.
В конце апреля три старейшие и авторитетнейшие галереи Москвы: «M&Ю Гельман», «Айдан» и XL — объявили об окончании своей деятельности в том виде, в котором существовали по сей день, то есть в виде коммерческих структур, чем повергли художественное сообщество в шок. Еще большей неожиданностью стало то, что они не просто решили закрыться, но, по словам их владельцев, «переформатироваться» в ищущие спонсоров и государственной поддержки институции. Пресс-конференция в Центре современного искусства «Винзавод», где базируются галереи, должна была убедить журналистов, что это единственно правильное решение в условиях кризиса. Галеристы уверяли, что рынка современного искусства в России нет и 80% коллекционеров переехали на Запад.
Смена формата
«Айдан» превращается в «Студию Айдан». Как и прежняя галерея, студия будет функционировать в частично открытом для зрителя режиме. Однако теперь во главе угла будут не выставки, а творческая деятельность Айдан Салаховой, ее учеников и художников ее круга. Б отличие от галереи студия в большей степени ориентирована не на коммерческий, а на творческий результат. Одним из образцов для возникновения подобного формата послужила «Фабрика» Энди Уорхола, ставшая творческим центром Нью-Йорка в 1970-1980-е годы. Открыв галерею почти 20 лет назад, Айдан Салахова не прекращала работать как художник, и теперь, по ее признанию, продажа собственных картин приносит ей больше, чем работы художников галереи. Кроме того, Айдан преподает в Суриковском институте, отсюда и ученики.
Вместо «М&Ю Гельман» будет создана некоммерческая продюсерская компания «Культурный альянс», в которой Марат Гельман будет отвечать за искусство, Юлия Гельман — за проекты, связанные с дизайном, музыкальный продюсер Александр Чепарухин — за музыкальную составляющую, а критик и писатель Вячеслав Курицын — за литературную.
Елена Селина — единственная из галеристов-пионеров, у кого профессиональное искусствоведческое образование
«Мы планируем, оставшись в прежнем пространстве, презентовать в столице региональные проекты в области искусства, дизайна, музыки и литературы, осуществлять поддержку авторов, их представительство в Москве и коммуникации с другими странами», — говорят представители галереи.
Эта трансформация наиболее предсказуема, так как Марат Гельман уже несколько лет занимается подобными вещами. После успешной деятельности в Перми и создания там Музея PERMM он ищет сотрудничества с властями других регионов, предлагая современное искусство в качестве локомотива, вывозящего весь регион на новый экономический уровень. Стоит напомнить, что год назад Марат Гельман участвовал в создании программы новой культурной политики как член Общественной палаты и что не все его проекты оказались так успешны, как PERMM. Создание центра современного искусства в Твери, анонсированного год назад, заглохло. Сейчас Гельман завоевывает Краснодар, где в середине мая открывается первая выставка. Галерея XL, как заявила ее директор Елена Селина, остается коммерческим предприятием и будет показывать четыре выставки в год. Но параллельно будет существовать и некоммерческое подразделение XL Projects. «Мы расширяем свою деятельность не посредством открытия новых коммерческих галерейных пространств, а путем развития кураторских проектов, — рассказывает Селина. — XL Projects как некоммерческая организация будет проводить выставки в пространстве XL и в других выставочных залах, музеях, общественных пространствах в России и мире».
Принять подобное решение галеристку вынудило то, что в своем коммерческом статусе галерея не может получить субсидирование на музейные выставки художников, которые до этого она устраивала в государственных музеях, в том числе в Третьяковской галерее, Русском музее, Московском музее современного искусства, за свой счет, а также большие расходы на участие в международных ярмарках, таких как Art Basel и Frieze, где XL была первым российским участником. Если до кризиса это еще было возможно, то теперь галерея не может себе этого позволить.
Профсоюз?
Возможно, ситуация с одновременным закрытием выглядит как громкий пиар-ход, способ привлечения внимания к своей деятельности и проблемам. Не могут же галеристы объявить голодовку. Альянс трех ведущих российских галерей — это фактически зародыш профсоюза, о создании которого давно поговаривают в московских художественных кругах. Правда, до этого коллективно отстаивать свои права собирались в основном художники — перед акулами-галеристами, а теперь выяснилось, что профсоюз нужен самим акулам. Если суммировать все жалобы, прозвучавшие в ходе пресс-конференции на «Винзаводе», основные требования сводятся к трем пунктам. По мнению галеристов, государство должно: помогать оплачивать стенды на международных ярмарках, снизить таможенные сборы для вывозимых и ввозимых произведений искусства, ввести налоговые послабления для коллекционеров современного искусства. Эту точку зрения подтверждает главный редактора журнала «Искусство» Константин Агунович: «Объективно нет никаких предпосылок для ажитации, которая сопровождала заявление наших галеристов. Они и до этого, надо сказать, существовали перпендикулярно всем рыночным условиям; каждый реализовывал какую-то свою, индивидуальную модель выживания в этом бизнесе. Что же теперь? Да ровно то же самое. Рынка как не было, так и нет. Селина, Айдан и Гельман есть. Так что же изменилось? А вот что: галерея, всегда бывшая инструментом заработка, теперь вынуждена тратиться на искусство. «Работать за свои мы больше не хотим» — вот радикальная новость, которую я сейчас услышал».
Кто жертвы?
Персонал и художников, естественно, за две недели никто не предупреждал. По словам художника Ивана Плюща, сотрудничавшего с галереей Гельмана, это безрадостное известие застало его в деловой поездке, во время участия в ярмарке Art Paris: о закрытие галереи он узнал из новостей. Потом ему сообщили, что он может забрать свои произведения и считать себя свободным художником.
Авторам галереи XL повезло больше: с ними никто не собирается прерывать отношения, только выставки будут устраиваться реже и никого не будут вывозить на ярмарки за галерейный счет. «Айдан», как говорят ее художники, вроде бы тоже не бросает своих и пытается куда-то пристроить.
Мнение
Пьер Броше Коллекционер
Галереи продают искусство с 50-процентной комиссией. Теперь художник, оставшийся без галереи, может сам продавать себя, естественно без галерейных надбавок. Имя художника обесценивается, его произведения, как существующие, так и создаваемые в будущем, оказываются не нужны коллекционерам, особенно если это был способ вложения капитала. В связи с этим в ближайшее время может произойти сброс некоторых коллекций. И соответственно, цены сильно упадут.
Стоит заметить, что галерейный бизнес в России изначально строился на личных контактах и отношениях, без заключения официальных контрактов с художниками. Поэтому наиболее востребованные авторы могли себе позволить курсировать из одной галереи в другую, а галеристы, не имея эксклюзива, не имели и обязательств поддерживать художников, и стимула их активно продавать. Эта неофициальная ситуация в конце концов аукнулась самим галеристам: вместо того чтобы стричь купоны с продаж когда-то раскрученных ими авторов, они оказались ни при чем.
Заложниками ситуации получились и коллекционеры. В официальном сообщении прессе Марат Гельман заявил, что 80% коллекционеров покинули страну. Это преувеличение. Например, Пьер Броше, пионер коллекционирования современного искусства в России, никуда не уехал и уезжать не собирается. Только в этом году, по его словам, он купил 80 произведений у молодых авторов, среди которых Андрей Кузькин, Аня Желудь и Арсений Жиляев — все те художники, которые составляют базис отечественной молодой арт-сцены. Пьер Броше считает, что закрытием галерей владельцы подставили как коллекционеров, так и весь вялый арт-рынок в России.
Раньше галеристы давали обещания, что, если произведение разонравится покупателю и он решит его вернуть, галерея-продавец обязуется принять его обратно. Сейчас выходит, нет галерей — некому возвращать искусство.
Клиенты, ставшие конкурентами
Вопрос коллекционеров-покупателей, пожалуй, ключевой в этой истории. И дело даже не в том, что часть клиентов галерей переехала на ПМЖ в Лондон, — это еще никому не мешало продолжать покупать искусство в Москве. Здесь возникла более интересная и парадоксальная коллизия. Дело в том, что часть коллекционеров, поначалу настороженно относившаяся к современному искусству, усилиями галеристов-энтузиастов поверила в его потенциал и, собрав приличные коллекции, задумалась о том, что с ними делать дальше. Логичный ход — открыть некоммерческий фонд (частный музей, программу поддержки художников, выставочный зал).
Первой так поступила Стелла Кесаева, сначала открыв галерею, а потом перепрофилировав ее в фонд Stella Art Foundation. Она сместила свои интересы с показа в России западных художников на поддержку круга отечественных концептуалистов (которыми, в частности, занималась XL).
Свой фонд «Екатерина» и большой выставочный зал в Москве открыли коллекционеры Владимир и Екатерина Семенихины (между прочим, резиденты Монако). В этом же ряду Культурный фонд «Артхроника» Шалвы Бреуса, учредивший Премию Кандинского (эффективный механизм для поиска молодых талантов) и недавно объявивший о создании музея, Фонд «Эра» Елены Березкиной, учрежденный около года назад Фонд «Виктория — искусство быть современным» Леонида Михельсона, организующий выставки молодых русских художников за рубежом, Центр современной культуры «Гараж», не игнорирующий отечественных звезд. Наконец, буквально на днях жена экс-мэра Москвы Елена Батурина объявила о создании фонда Be Open — опять же проживание в Лондоне не мешает благотворительной деятельности.
Понятно, что галереям не под силу тягаться с организациями, за которыми стоят крупные и очень крупные капиталы (часть владельцев перечисленных выше фондов входит в первые две сотни российского списка Forbes), а фондам уже нет нужды прибегать к посредничеству галерей, если они могут предложить художникам прямое и интересное сотрудничество в виде выставок, после которого часть работ может оказаться в коллекции фонда. И если, скажем, для Елены Селиной $300 тыс., в которые ей обходится ежегодное содержание галереи, кажутся неподъемной суммой, то Елена Батурина может позволить себе потратить на искусство $100 млн.
К числу новых конкурентов старейших галерей можно отнести и аукционный дом Phillips de Риrу, сменивший политику после перехода в собственность российских предпринимателей Леонида Струнина и Леонида Фридлянда, кстати тоже учредивших фонд «ЦУМ Art Foundation». В отличие от других аукционных домов, где работы современных российских художников появляются довольно редко и в основном со вторичного рынка — из коллекций, Phillips de Риrу делает акцент на самое «свежее» искусство, и в его каталогах можно увидеть работы начинающих российских художников, не представленные ни на одной галерейной выставке.
Бизнес или миссия?
Из российских галеристов-пионеров на рынке остался только Владимир Овчаренко (галерея «Риджина») — сейчас он занял место «XL галереи» на ярмарках Art Basel и Frieze. Овчаренко не только не сворачивает бизнес, но и расширяет его, открыв филиал в Лондоне.
В отличие от своих коллег он профессиональный бизнесмен. В 1990-е «Риджина» была прообразом нынешних фондов: молодой банкир радостно спонсировал самые фантастические идеи московских авангардистов и покупал работы в коллекцию у своих коллег. Публичные признания Гельмана, Айдан и XL подтвердили то, что было давно понятно многим наблюдавшим за российским художественным процессом: без привлечения дополнительных ресурсов галерейный бизнес в России крайне рискованное предприятие. Но ведь многие, кто начинал это дело, относились к нему, скорее, как к культурной миссии, нежели как к чистому бизнесу. И сейчас всего лишь публично признали свои настоящие роли.
Елена Селина — блестящий музейный куратор с академическим искусствоведческим образованием. Айдан Салахова — художник, преподаватель с недюжинным светским талантом. Марат Гельман — видный общественный деятель и политтехнолог. Очевидно, что галереи для них не были целью, а были средством применить свои способности. За 20 лет ситуация изменилась, и не в последнюю очередь благодаря этим людям, сделавшим современное русское искусство востребованным и популярным и, более того, создавшим рынок, с которого они теперь уходят, давая дорогу другим игрокам.
Сейчас в Москве работает около 80 галерей, и за последний год открылось несколько новых. Раньше все жаловались, что молодой амбициозной галерее очень сложно пробиться в нашей стране, так как весь рынок сосредоточен в руках четырех-пяти акул арт-бизнеса. Теперь у новичков появился прекрасный шанс почувствовать себя полноценными игроками и мощно «стартапнуть» на поле современного искусства.
МНЕНИЕ
Стаc Уйба директор галереи «21»
Во-первых, основной проблемой на данном этапе видится значительная дистанция между галереей и зрителем. Люди не ходят в галереи, либо опасаясь не понять выставку и почувствовать себя неуютно, либо не желая быть «отсканированными» на входе на предмет покупательской способности. Тем не менее спрос на интеллектуальное проведение досуга есть — это подтвердило исследование галереи «21», а галереи являются одной из тех институций, которые могут его удовлетворить путем реализации интересных выставочных проектов, а также различного рода образовательных инициатив: круглых столов, artist talk — или же простейшей готовностью разговаривать о выставке и прочих событиях арт-мира с любым посетителем. Именно так это работает на развитых рынках.
Далее, если говорить о покупательской способности на рынке современного искусства в России, то она потенциально очень высока: в России уже сформировался класс образованных и обеспеченных, но еще не вовлеченных в рынок людей, у которых есть возможность и желание приобретать произведения актуального искусства. И главным ограничителем для них является отсутствие достаточного, на их взгляд, обоснования цены того или иного произведения. Обоснование, иными словами, легитимация, цены (а не просто факт продажи определенного произведения по определенной цене) всегда являлось первостепенной задачей галереи; и сегодня эта уникальная характеристика приобретает все большее значение ввиду острой необходимости привлечения новых коллекционеров.
Яков Каждан художник
Вообще-то меня лично все эти изменения пока не касаются, я не сотрудничал ни с одной из этих галерей напрямую, не считая одного проекта некоммерческой программы «Арт-Москвы». Как зритель я начал ходить в эти галереи с 1990-х годов, и не думаю, что для зрителей что-то изменится по сравнению с тем, что было. Кажется, у нас никогда и не было таких американских галерейных глыб, к которым все время апеллировали в разговорах об арт-рынке. Интересно, а бывает ли такое искусство, которое ну совсем никак «не продается» — в том смысле, что это совершенно невозможно?
Рус
ENG
СОВКОМ в социальных сетях: